Магия фотографии и моя муза

О, музы, дочери Зевса и Мнемозина! В те счастливые мгновения, когда вы дарите автору крылья и с неопределенных замыслов предстает в мечтах реальность, которая не оставляет равнодушным слушателя или зрителя, мы благодарим вас за творческое вдохновение. Но какая из вас занимается искусством фотографии?

Эту, самую младшую, я определила для себя сама. Она каждый раз появлялась из утреннего света с первым движением моих ресниц. Медленно снимая марево сна, со своего тапчанчика в студенческом харьковском доме я начинала рассматривать изящную линию плеч, совершенный изгиб шеи, гордо посаженную головку с элегантно подобранным вверх волосами, юное лицо с нежными устами, аккуратным носиком и словно восхищенными глазами.

И хотя эта красота принадлежала холодной бронзовой деве, бюст которого стоял на античном постаменте - она ​​казалась мне живой... Но живой, словно мультяшная Дюймовочка, что родилась в цветке.

Это тоже был некий аллегорический образ, потому декольте моей музы было окутано лепестками мака, а ушки прикрыты расцветшими маковками. Из-под плечиков появлялся металлический бутон, а там, где с цветка вырастала девушка и по законам анатомии должен быть живот, с бронзовой основы выступала надпись большими объемными буквами «Coqueliсot».

Шедевр принадлежал квартирной хозяйке, покойный муж которой был режиссером Ленинградского театра эстрады и разбирался в антиквариате. Эта бронзовая девушка меня так приворожила, что появилось желание сохранить на память ту красоту, тем более, что на созерцание ее остался последний студенческий год. Уже спало напряжение предыдущих лет и легче дышалось, а в будущем ждало самое интересное. Сутки будто вмещали более 24 часов.

Захватывало научную жизнь молодой дружной кафедры, семинары, дипломная работа... Завораживали картинки микромира, который являлся глазам под микроскопом. И я радовалась тому, что могу остановить мгновение и запечатлеть ее на фотопластинке или фотопленке, а затем воспроизвести увеличенное изображение на фотобумаге. Этому на кафедре не учили - этому каждый сам учился у старших товарищей. И я невольно осваивала новую науку-искусство - фотографии.

Я ею просто заболела. Хотелось научиться подбирать режимы съемки, готовить растворы, печатать, проявлять. А больше всего нравилось, когда в красном свете темной комнаты происходило чудо - на фотобумаге, погруженной в раствор, постепенно появлялись сначала смутные, а потом знакомые картинки.

У меня «болезнь» еще только начиналась, а был на кафедре парень с тяжелой и хронической ее формой. Он несколько лет назад закончил физфак и остался работать инженером. Но подозреваю, что закручивая гайки собственноручно разработанных приборов для опытов, он размышлял над проблемами фотографии. В его сумке всегда были камеры, разного размера коробочки с объективами, другие атрибуты съемки и, конечно, новые «шедервы», как он называл свои работы, стыдливо и намеренно переставляя буквы.

А для меня они были настоящими шедеврами, потому что это было не обычное копирование действительности, а какое-то личное и на том этапе романтическое ее видение. На его фотографиях в старых двориках на фоне развешенного белья проступали силуэты девушек, изысканно изгибались рельсы железной дороги, по лунному полю шла загадочно-непропорциональная девочка, а потом она же улыбалась с пушистых одуванчиков...

Коллеги по работе и студенты становились первыми ценителями его работ. Видимо, я настолько откровенно смотрела ему в рот и хотела понять, как ТАКОЕ можно сделать, что он, почувствовав заинтересованность, принес мне «Смену» - фотоаппарат для начинающих.

Угадайте, кто стал моей первой моделью? Конечно, она, та бронзовая муза. Ее фотографии в многих вариантах легли на стол моего кумира. Видимо, он увидел, что из меня «будет человек»... Работа буквально рядом в тесной лаборатории способствовала легкому и интересному общению, в процессе которого я узнавала секреты фотографии. Несколько мастер-классов на природе, обработка фотопленки и печать, и вот уже можно идти в самостоятельное плавание, что я и сделала, тем более, что папа отдал мне свой старенький «ФЭД».